Джокер
ну блин извините, какие путевки были, такие и брали))
Phoenix
единственное, что мне удалось - это посмотреть на растяжку у касс Ленэкспо х)

Phoenix
та ну, лучше б наверно мы не ехали даже. А то слишком обидно.. мы, уставшие как не знаю кто, голодные, еле нашли туда дорогу, а погода в тот день ваще преотвратная, помню, была..

Аутсайдер
ну вот... этот фанфик.. раз тебя не пускают...
выкладываю сюда!

_______________________________
Праздник Дураков
Весенняя феерия
I. Глава первая – о том, как металлисты иногда сходят с ума и к каким неприятным последствиям это приводит.
Вот хоть верьте, хоть не верьте –
Металлисты – те же черти.
Только поумней немного
И немного верят в Бога…
- Работать! – вопил Холст, вихрем пробегая по студии. – Работать!
- А… - из дверей подсобки, где хранились старые усилители, показалась было голова Сергея Попова.
- Бэ! – решительно возразил Холстинин, метко запуская в голову Сергея пластиковой бутылкой из-под пива.
- Цэ! – отметил он, пучком проводов сгоняя с дивана прикорнувшего там Виталия.
- И далее по списку, - удовлетворённо подытожил он, наблюдая следующую картину: все судорожно работали, кто-то что-то записывал, кто-то что-то сводил, кто-то что-то отрабатывал…
- И если я, - он погрозил в пространство кулаком и двинулся к дверям, - и если я ещё раз замечу в студии такой бардак и беспредел, то я… А-а-а-а!
Он запнулся о клубок валявшихся на полу проводов и рухнул в кучу распечатанных нот…

- Это надо лечить! – решительно заявил Дуб, разглядывая поверженного фюрера “Арии”. – Он уработается.
- Мы уработаемся раньше, - возразил Сергей.
- И не спорю, - согласился Виталий. – Что будем делать?
- Действовать, - коротко ответил барабанщик Макс.
- Макси-и-им… - внезапно застонал “фюрер”. – Тарелку ослабь в новой песне… Гитары забиваешь… Ещё раз там эту колокольню услышу – голову отверну-у-у…
- Отвернёшь, если встанешь, - тихо сказал Макс.
- А за нарушение дисциплины…
- Слышали уже, – устало возразил барабанщик, - поновей-то ничего нет?
Холст уже не слышал. Он отключился окончательно.
- Всё, кончилась моя семья, - констатировал Дуб. – А я говорил ему, а я говорил…
- Я вот тут подумал… Сегодня первое апреля… - несмело начал Попов, косясь на настенный календарь.
- Ба! – Дуб так и сел. – Первое апреля? А у нас ёлка до сих пор стоит…
- Тьфу ты! – выругался Попов. – Какая ёлка, Виталя? Праздник Дураков же!
- А, ну да-а-а, - с пониманием протянул Макс, - профессиональный праздник, Серёга, это серьёзно. Ну, мы тебя поздравим, ты не бойся, можешь даже пораньше уйти…
- По уху захотел, да? – Сергей положил руки на пояс и угрожающе осклабился.
- А если даже захотел, что с того? – беспечно сказал Макс, потихоньку доставая из-за пояса барабанный палочки. – Имей в виду, за козла ответишь.
- За козла? Ха, сам за своих родственников отвечай.
- Нет, Серёжа, давно тебя не били…
- Ну, если и били когда, то тебя там точно не наблюдалось! – возразил Сергей, довольно улыбаясь.
- Хорош помелом трепать! – одёрнул их Дуб. – Надо с ним что-то делать…
- В декрет его отправить, - мрачно пошутил барабанщик.
- А чего? – ядовито загорелся Виталик. – Идея! Вот ты и отправляй! Ну давай, прямо сейчас и начинай отправлять!
- Да не, - покачал головой Попов. – Не в декрет его надо, а куда-нибудь так… Эдак… Ну, главное – где тепло и беззаботно…
- К наркоманам в подвал, что ли? – поёжился Дуб. – Это ты загнул.
- Да к каким наркоманам, чудовище? В санаторий его надо!
- В какой? Ты спятил? Его ж такого теперь только в Кащенко примут!
- У тебя чуть что – сразу Кащенко, - недовольно проворчал Попов. – Кто про что, а вшивый всё про баню!
- Есть идеи получше?
В самый интересный момент перепалки Холст очнулся и в полуобморочном состоянии продолжил лекцию.
- Концерты на носу, скоро в тур ехать, а у них и конь не валялся! А всё почему? Почему, спрашивается, они не валяли коня? А всё потому, что они в это время валяли дурака! Вот и получается, что валяют они дурака вместо того, чтобы…
Тут Холст слегка запнулся и замолк, поймав на себе обезьяньи взгляды друзей.
- Зачем ты так самокритично, - удивлённо сказал Виталий. – В данный момент мы валяем именно тебя, а не какого-то там коня и уж точно не дурака. Ты плохо о нас думаешь, думая, что мы о тебе плохо думаем…
Лицо Холста приобрело несчастный, землистый оттенок.
- Убью всех, - спокойно ответил он. – На струнах повешу. Все гитары о вас обломаю. Медиаторы в уши засуну. Каподастр в пасть запихну…
Виталик кивал и загибал пальцы. Сергей зевал в рукав, Макс считал ворон в окне.
Но всё имеет свой конец, и внезапно лекцию Холста прервал дикий крик барабанщика.
Максим орал благим матом, глядя в окно и тыча туда пальцем:
- Господи Иисусе!
- Где? – испугался Холстинин, вскакивая на ноги.
- Да там, внизу! – испуганно крикнул Макс и полез прятаться за барабаны.
- Кто там внизу? Господи Иисусе? – удивился Дуб. – Однако! Он что, выпил?
- Кто выпил?! – удивился Сергей. – Господи Иисусе выпил?
- Ты что, совсем спятил? – крутанул пальцем у виска Виталий. – Барабанщик наш, говорю, выпил. А ты говоришь – Господи Иисусе выпил…
- Что?! – взревел Холст. – Он выпил?! Да он ещё и Господи Иисусе? Ну, я ему сейчас покажу “Господи Иисусе”! – и он, схватив пучок проводов побогаче, ринулся за барабаны – разбираться с якобы пьяным, но горячо верующим работником хэта и бас-бочки.
…Установку разломали, как бы прискорбно это не казалось. Макс, удирая от озверевшего фюрера, в отчаянии прыгнул в вокальную кабину и повстречался там с мирно работающим Беркутом. Артур от неожиданности издал порядочный визг, упал на сложную систему звукозаписи, раздолбал микрофон и вдрызг подрал все провода, которые Холст паял всю прошлую ночь.
- Я абсолютно трезв! – оправдывался, прыгая на стены, Макс. – И в бога верю как все обычные люди – то есть, не верю, пока не припёрло! Так вот, Владимир Петрович, не доводите меня до состояния “припёрло”, а то я сейчас уверую!
- Медиатор тебе под ноготь, сволочь… Поймаю – живым не уйдёшь!
- А! Припёрло! Вот – слышите? Начинается! Что ж Вы со мной сделали, Владимир Петрович… Господи, помилуй меня, грешного! Иже еси на небеси…
- Что он несёт? – не понимал Попов, поднимая Беркута. – Он что, и вправду выпил?
- Да нет, он не пил! Вовсе он, Серёга, не пьян! – пытался всё объяснить Дуб. – Да он сейчас так же пьян, как и ты!
- Что-о-о?! – взвыл Холст. – И ты пьян? Ах ты…
Холст плюнул на Макса, который забился в угол и оборонялся от Холста сложенными в крест барабанными палками, и двинулся на Попова.
- Я не пьян! – орал Серёга, удирая от Владимира. – Вот могу зуб дать! Ни я, ни Макс! Это всё Дуб языком своим мелет не знай чего, вот и получается… Да он сам пьян!
- Ах вот оно что… Вот кто дьявольски развращает общественность, пока все остальные праведно пишут песни во славу Божию! – всхлипывал в уголке Макс. – Виталя! Небом прошу – вернись на путь истинный, покайся! Мы всё простим!
- Однако! – Дуб недовольно поморщился, хорошенько схлопотав от появившегося рядом Холста проводами. – Они грешат направо и налево, а епитимья – мне? Ну нет уж, братья, счас я вам Страшный Суд-то устрою!
С этими словами Дуб ринулся в коридор, оттуда – в раздевалку… Возвращался он натяжеле – с сумкой Попова и рюкзаком Удалова.
- Вот! Глядите! – орал он, вытряхивая содержимое сумок на пол. Из одной валились пивные бутылки, из другой – свечи и церковные книги…
- Сжечь еретиков! – внезапно агрессивно и мощно завопил Беркут, подпрыгивая на месте. – О-о-о-о, крещенье огнем! Сжечь ведьмака Серёгу! И прислужника его, мелкого беса Макса, тоже спалить!
Щёлкнула холстовская зажигалка.
- Ай, блин! - крикнул Попов, хватая подвернувшуюся под руку швабру. – Он не шутит! Максимка, откуда у тебя Евангелие в рюкзаке?
- В аптеке купил, - ядовито отвечал Макс, потуже затягивая на поясе рясу (!), сделанную из шторы, - не щёлкай хлебалом, брат Сергий, сейчас будем изгонять бесов!
Попов в ответ передёрнул на швабре ручку на манер затвора и пошёл на Холста в рукопашную.
- Прикрывай с флангов! – крикнул он и…
…И был абсолютно прав. Потому что в следующий момент именно это и пришлось делать – прикрывать с флангов. Ибо показывать фанатам такой позор, как драку кумиров – неэтично.
Кстати, а откуда фанаты? Да, собственно, пришли вот. Да и Макс-драммер орал про Господи Иисусе совершенно не зря – их-то он и видел в самом низу из окна.
Барабанщик, сорвав с себя рясу, с милой улыбкой прикрывал ею обрисовавшуюся картину с флангов; Дуб, в офигительной лыбе выкатив вперёд всю белоснежную челюсть, закрывал крестоносцев спереди ещё одной шторой, которую удалось содрать с окна в раздевалке.
- А… - протянул в недоумении предводитель фанатов – детина лет двадцати трёх в байкерском прикиде. – Мы вот как бы это… Это самое… За автографами как бы мы…
- Дети мои! – истошно заныл Холстинин, вешая связку проводов себе на шею и с распростёртыми объятьями надвигаясь на фанов. – Дорогие мои, милые! Милые фанатушки-ребятушки мои бесценные! Любимые, славные, верные! Голубчики мои!… ПОШЛИ ВОН!!!
Фанов как ветром сдуло. Холст вздохнул, поправил воротник, закрыл за фанатами дверь на два оборота и вернулся на поле боя.
- На чём мы остановились, господа? – осведомился он с задумчивым видом.
- Вы, господин аббат, нас с Максом на костре пожарить собирались, - вежливо подсказал Сергей. – Аки еретиков и ведьмаков!
- А, - вспомнил Холстинин. – Было дело. А за что?
- Я напился, кажется, - пожал плечами Сергей. – А Макс вон запрещённые книжки читает.
- Он умеет читать?! – тихо удивился Дуб. – А на прошлой неделе заставил меня ему вслух курс физики высоких энергий читать, божился, что сам не умеет!
- И? – с ужасом вопросил Беркут.
- И! – передразнил его Дуб. – И – десятая буква алфавита. У меня язык распух, мозги сварились, я потом на этой… как её… на альфа-аминоуксусной кислоте разорялся, башку лечил!
- Я не виноват, - заныл Макс. – Физика для меня – филькина грамота, в смысле, лучше тексты Фильке Киркорову писать, чем физику высоких энергий самому учить…
- Вот, а ты говоришь – Евангелие! – заметил на это Попов. – Он физику читал! А я не пил.
- Глупость какая, - пожал плечами Холст. – Пить можешь сколько угодно, читайте хоть “Мурзилку”, а я топиться пошёл. С вами мне не жить.
Холст бросил зажигалку, провода и поплёлся в раздевалку собирать манатки.
- Эй! – крикнул вдогонку Макс. – Эй-эй-эй! Владимир Петрович, Вы куда?
- Топиться он пошёл, ты не слышал, что ли, - ответил Дуб. – Не переживай – потопится-потопится и успокоится.
- Совсем ты одубел, Виталь Лексеич, - хмыкнул Сергей. – Вот сейчас сиганёт Вовка с моста в Москву-реку и конец нашей группе!
- Отдохнём! – радостно крикнул Беркут, почти сразу же огребая царского тумака от басиста.
- Я тебе дам – отдохнём! – заорал на него опомнившийся Дуб. – Бежим за ним!
Макс рванулся к двери, которой мгновенье назад хлопнул Холст.
- Заперто! – с квадратными глазами возвестил он.
- Что за чертовщина?
- Никакая не чертовщина! – подпрыгнул на месте Виталий. – Он убиваться пошёл! А нас запер, чтобы не остановили! Ах бедный я несчастный, один останусь… И на кого ты меня покидаешь, кормилец!
С этими воплями Виталик бросился на дверь – молотить в неё что есть силы.
Барабанщик заткнул уши.
- Прекрати, Дуб! Хоть бы в ритм попадал…
Дубинин оскорбился:
- Я, может, в ритм не попадаю, зато в дыню попасть могу очень даже недурственно!
Удалов в ответ щёлкнул зубами.
- Хорош! – остановил вояк Сергей. – Дело нешуточное. Холстинин, конечно, плавать умеет, но ради такого случая разучится. Надо остановить…
- Сначала дверь сломай!
- И сломаю!
- Силёнок не хватит!
- Силёнок-то нет, а вот мозгов – да!
Макс покрутил пальцем у виска.
- Мозгами будешь дверь ломать? Видать, дубовые они у тебя, Серёг.
- Не путай! – строго возразил Попов. – Дубовые – это у Дуба, а у меня – свои.
- Если у него Дубовые, то у этого – поповые… - задумчиво протянул Беркут и тут же схлопотал. На этот раз от Сергея.
- Разговорчики в строю! Холст уже, небось, к мосту подъезжает.
- Что делать-то? – запричитал Дубинин.
- Думать! Сломаем эту дверь силой интеллекта!
…Через две минуты ожесточённого целенаправленного мата четверых матёрых металлистов дверь завяла и свернулась в трубочку.
- Вперёд! – заорал Дуб, вырываясь за пределы студии, мгновенно вылетая на лестницу и безбожно наворачиваясь на первой же ступеньке.
- За ним! – провозгласил Попов, не менее кощунственно катясь кувырком по той же лестнице.
- За Петровича, за металл! – весело гоготал Макс, не удерживаясь и шлёпаясь с лестницы вслед за гитаристом.
Беркут вышел последним, тоскливо посмотрел вниз, вздохнул и тоже навернулся – до самого низа…
…Лёжа в одной куче у выхода, металлисты рассуждали.
- Почему мне всегда так не везёт, Попов? – удивлялся Дуб. – Почему если я падаю и падаю не один, на мне всегда сверху оказывается туша не меньше 90 кг?
- Пересчитай, пожалуйста, в литры, - смущённо просил Сергей. – Я в килограммах с трудом… Плотность бери по этанолу.
- А как же, и в унции тебе сейчас пересчитаю, и в караты. Барабанщик, дуй за калькулятором.
- Бегу, палочки теряю.
- Ты кому грубишь? Ты на кого наезжаешь?
- Петрович топится… - тихонько подсказал Беркут, лёжа в самом низу натюрморта.
- Обожди! – грубо оборвал его Дуб. – Что за дела, драм-машина хайрастая? Ты кому так отвечаешь, а?
- Хочу и дальше так буду отвечать!
- Ах ты!…
- Петрович топится!
- Да обожди ты! Вот я тебе, Максимка, в репу-то дам!
- А я тебе в дыню!
- Топится же! – ныл Беркут, пытаясь вылезти из-под кривосплетений чьих-то ног.
- Вокал! Заткнись! Не видишь – соло на басу и барабанах!
- Ну, топится же, ну! – Артурке в рот попали чьи-то шнурки.
- Цыц! – хором рявкнула на него ритм-секция, синхронно грозя кулаками. Басист и барабанщик разошлись не на шутку.
Но тут Попов решил, что соляк ритмзадающих инструментов затянулся, и потому он решил сыграть небольшой гитарный бридж с последующим заходом в новый куплет. Он растащил басиста и драммера в разные стороны и вытащил на свет Божий Беркута.
- Спой, пташка, не стыдись! – одобрительно сказал он Артуру. – Давай, протрезви этих придурков!
- Можно, да? – смущённо и интеллигентно прошептал Беркут.
- Валяй, не стесняйся! – толкнул его в спину Сергей.
- А-А-А-АГРРРРХ! – неожиданно взревел певец. Басист и барабанщик зажмурились и присели…- слушать мою команду! Холст топится, а вы тут драку затеяли!
Беркут явно не шутил (гроулингом не шутят!).
Отрезвлённые музыканты живо похватали из прихожки косухи и плащи и выскочили из тёмного холла студии в сияющий мартовский день.

II. Глава вторая – о том, какова же настоящая величина шила в задницах русских металлистов и к чему приводит сезонное обострение этого шила.
Прямо у дверей студии весна соорудила преогромную мерзкую лужу, поэтому арийская спасательная операция началась с увлекательного круиза по импровизированному водоёму…
Первым до берега доплыл Дубинин. Он не возмущался, не ругался на подлое время года – он уверенным брассом рассекал мутную жижу лужи, ибо впереди, аки три тополя на Плющихе, маячила великая цель – спасение утопающих холстов от рук самих же утопающих холстов.
Серёга Попов не плыл – просто скучно шёл. Рост позволял.
Гордая птица Беркут оказалась водоплавающей. Покачиваясь на волнах, Артур грёб изо всех сил лапками и таки догрёб.
Втроём они собрались у берега лужи, сели и стали ждать Максимку Удалова. Примерно через десять минут его выбросило на берег прибоем, и тогда вся компания оказалась в сборе.
- На какой машине поедем? – вопросил Дуб, оглядывая арийскую парковку.
- На чистой, - хором ответили музыканты.
Чистой была машина Попова.
- Садись за руль! – коротко приказал Дубинин Удалову.
- Хэй, - возмутился Сергей. – Может быть, всё-таки я поведу? Тачка-то моя.
- Вот потому-то и поведёшь не ты! – отрезал Дубинин. – Хрен мы с тобой такими темпами Холста догоним!
Ну конечно, кому охота гробить свою машину?
- Удалой, жми на газ!
…Дорогу музыканты посвятили кто чему. Беркут, скажем, посвятил её духовным исканиям: искал под креслом пилочку для ногтей. Вы, конечно, спросите, какая ещё пилочка у Беркута? Естественно, никакой. Но представляете, какую покатуху устроили бы его друзья над Серёгой Поповым, если бы Артур всё-таки нашёл в его машине настоящую пилочку для ногтей?
Пресловутый Серёга Попов сидел на заднем сиденье и тихо стонал: “Тормози, тормози!”
Дуб всю дорогу строил Удалова:
- Жми на газ, сколько раз повторять! Жми, не успеем! Здесь налево сверни… Налево, я сказал! Дурак, на другое лево!
Максимка возмущался:
- Товарищ начальник, нельзя быстрее! Вон там ментура на углу, заметут!
Самоотверженный Дуб был готов и к заметанию.
- Заметут – им же хуже! Мы – группа “Ария”, слуги народа. А они кто? Они –экзистенциональная этернально-индигнантная субстанция, фрустрирующая и пауперизирующая социум!
Остальные “слуги народа” слегка окосели от такой формулировки (“Дух Петровича с нами!”), а Макс вообще чуть в дерево машину не вписал.
Авто мчалось вперёд…

III. Глава третья – физкультпривет. Комплексный побег от гиподинамии и гитариста Терентьева.
- Охо-хо-хо-хо-хо! – Маня звучно зевнул и потянулся, широко разбрасывая в стороны крепкие драммерские руки.
- Чего? Где паузу подольше держать? – у него под боком проснулся Теря и спросонья ничего не расслышал.
- Какую паузу? – испугался прикорнувший с другого бока Маврик. – В какой песне?
- Что, ещё раз переигрывать? – поперёк Тери дремал Харёк и, услышав командные голоса гитаристов, сразу же пришёл в боевую готовность.
- Лежи, не дёргайся, - протяжно запел си бемолем сквозь полудрёму Кипелыч, расположившийся рядышком. - Нарывался тут уже один такой…
- И что с ним стало? – глаза Лёши в ужасе расширились.
- За пивом послали, - сказал Кипелыч, не приходя в сознание. Засим он сочно зевнул и повернулся на другой бок.
При упоминании пива Лёша в ужасе зажмурился. Действительно, нет ничего хуже, чем идти за пивом, особенно в такой день. А вот Теря при упоминании пива наоборот очнулся и сделал надлежащие выводы. В смысле, сделал надлежащего над ним, а то есть – Лёшу. Он просто скинул его на пол.
- Хорош, отдохнули и – за работу! – рявкнул он.
Вообще-то отдых был музыкантами группы “Кипелов” вполне заслужен. Накануне они славно потрудились, записывая очередную песню, а после попадали в изнеможении в одну кучу и заснули, кто как упал.
- Теречка, давай ещё немножко поспим… - Кипелыч схватил Терентия за край свитера.
- Да-да, ещё маленечко, - взмолился с другой стороны Маня, вцепляясь в терину брючину.
Терентия тянули в разные стороны. Он поморщился, дал каждому по затрещине и громовым голосом провозгласил:
- Подъём! Сейчас будем делать зарядку!
Хоровое нытьё группы “Кипелов” было подобно рёву слона, которому оторвали хвостик.
- Нечего-нечего! – язвительно улыбался Теря, за шиворот поднимая лентяев. – Раз-два, раз-два, подтянулись, потянулись! Шаг на месте! Выше колени!
Откуда-то из соседней комнаты приполз помятый Шидловский, включил синтезатор и начал аккомпанировать кипеловской толпе бодреньким фортепианным маршем.
- Раз-два, раз-два! – диктовал Терентий. – Не филонить, не лажать! Ритм-секция, будьте добры, попадайте в такт хотя бы иногда! Манякин, чётче левой ногой орудуй! Представь, что колбасишь свой кардан! Правильно! И правой поосновательней ступай, пожалуйста. Представь, что колбасишь… ну, скажем, Кипелыча! Нет-нет, стой, не топай так, пол проломишь! Полегче, полегче. Ага!
Кипеловцы так заразительно маршировали на месте, что клавишник таки не выдержал, плюнул на синтезатор, повесил на себя ионику и начал вышагивать рядом с ними.
- На месте стой! Раз, два, - скомандовал Теря. Зверская одышка, одолевшая музыкантов, Терю не порадовала.
- Будем работать, - зловеще отметил он. Музыканты приуныли.
Но уныние живо сменилось инфернальным отчаяньем как раз в тот момент, когда Теря сделал следующее объявление:
- А сейчас – лёгкая тонизирующая пробежка по весенним улицам Москвы! Ать-два! Собирай манатки!
У Кипелыча начался было сердечный приступ, но он был остановлен метким щелчком Тери в лоб.
- Одеваться! – крикнул гигант. – Быстро! Всем в кожу, головы повязать банданами, гитаристам взять инструменты! Вокалист тащит комбики! Барабанщик – бас-бочку! Ну ладно, можно не бас-бочку, можно два тома и хэт! Быстро!
Через 5 минут перед Терей выстроилась неровная шеренга упакованных в чёрную проклёпанную кожу мужчин с одинаковыми банданами и тяжёлыми инструментами.
Теря придирчиво оглядел свою шарашку, все ли “казаки” начищены до блеска, все ли заклёпки на месте, все ли гитары отстроены, и вынес вердикт:
- Сброд.
Убедившись таким образом, что народ в полной готовности, он достал спрятавшегося за барабанами Шидловского, собственноручно одел по форме, повесил ему за плечо ионику – мобильный синтезатор – и поставил в конец колонны.
- Здесь вам не тут! – провозгласил Теря весомо, оделся, взял свою гитару и встал во главе процессии…

IV. Глава четвёртая – о том, что металлисты – люди всё-таки с приветом. Ну хотя бы с физкультприветом.
“Москвич” Холста уныло плёлся по дороге. Сам водитель с незабываемо постной рожей смотрел в окна и думал, чего бы такое с собой сделать. Суицидальные настроения одолели Петровича неспроста: вся эта чертовня с духовными книгами, глупыми репликами про "Господи Иисусе" и выпивкой повергла его в жестокий ужас. Как он теперь понимал, свечи, вывалившиеся из рюкзака Макса, не более чем пригрезились ему – это были обычные барабанные палочки. Да и выпивка могла оказаться простой водой, но! Это как же нужно было довести его до такого состояния, чтобы он мог спутать минералку с пивом?!
“Ну почему, - мысленно стонал он, прибавляя газу, - почему все группы как группы, и только моя “Ария” – такая бестолковщина и разгильдяйщина? Уж я ли, кажется, не для них всё делал, уж я ли, кажется, не о них радел…” В этот момент холстовский “Москвич” изящно обдал грязью какой-то навороченный мерс в соседнем ряду. Не обращая внимания, Холст прибавил газу.
Вспоминая, как записывали последнюю песню – 8 часов экстремального мата, возня с аппаратурой, лёгкое нажатие какой-то не той кнопки, стёртые от начала и до конца наработки – он заскулил уже вслух. А в голове ещё всплывал мерзенький образ последнего гастрольного концерта, где “Арии” опять повезло по полной программе: аппарат, да и звукачи попались из разряда редких табуретов, отчего звук был на грани полнейшего фола. Виталик потом неделю никаких слов, окромя как “говно”, не произносил, еле пивом откачали.
- Тихий ужас! – далеко не тихо вопил Холст, вихляя ни в чём не повинную москвичину по дороге. Наконец он понял, что не знает даже, куда едет, и решил остановиться.
Ему захотелось пить. На повороте замаячило какое-то довольно сносное кафе, и Холст без раздумий остановил машину, вышел и направил стопы именно туда.

- Не отставать, не отставать! – Валерий слышал эти крики уже сквозь плотную пелену грохота собственного сердца. Во рту стоял омерзительный вкус железа – видать, где-то лопнула жилка, подкрасив слюну кровью. Ноги отказывались двигаться, глаза сами закрывались…
- Теря… Теря! – орал более прыткий Маврик, уворачиваясь от териных матерных торпед. – Ты же нас загонишь!
- Вас загонишь, как же! Вас в студию не загонишь, а если уж просто так – так и вообще невозможно! Бежать, я сказал!
- Терентий, ты маньяк! – басил справа Маня, перепрыгивая лужи и потрясая тарелками, которые ему полагались в виде балласта. – Ещё километр, и ты не только маньяк, но и зверюга!
- Что-о-о? Что ты сказал? Кто зверюга?!
- Я ещё ничего не сказал. Но через километр ты, я тебе обещаю, будешь зверюгой.
- Ха, Нострадамус мне нашёлся. Бежать, я сказал!
- У тебя уже шерсть растёт, Те-ря! – пугал Манякин, пытаясь упрятать тарелки в куртку, чтобы не мешались. – Ещё 800 метров и ты зверюга! Подумай об этом!
- Да, Теря, в самом деле, - устало гундосил Маврик, гигантскими шагами удирая от Тери подальше. – Шерсть прёт только так! Бросай эти свои штучки! Нам не нужна зверюга вместо гитариста.
- Бежать, мымрики! – крикнул Теря, звучно рассекая воздух над их головами своей гитарой.
- 500 метров… - задыхаясь, отсчитывал Манякин.
- Молчи и беги! – посоветовал ему Теря. – А не то… Куда?!
И с этими словами он схватил за шиворот Шидловского, который попытался было удрать в подвернувшуюся подворотню.
- Бежать вместе со всеми! Не отлынивать! Кто дезертирует – зверски растерзаю по приходу на следующую репетицию. Ать-два!
…
Через пятнадцать минут Кипелыч не выдержал.
- Маврик… - отдавая концы, пролепетал он. – Маврик… Серёжа… Друг… Умираю!…
- Держись, Кипелыч! – чуть не плача, давил Маврик. – Ещё немножко…
- Не, Маврик… - отвечал Кипелыч. – Не могу больше… Всё…
И с этими словами он схватил бегущего рядом Шидлика и зашвырнул его в пролетающую мимо подворотню. Жёнек по инерции добежал до самого конца и посайгачил дальше, сам не понимая, что творит.

V. Глава пятая – о том, что нет худа без добра, но если за дело берутся матёрые металлисты, то всё, конечно же, наоборот.
- Уф… Ловко ты его… - отдуваясь, пролепетал Хорёк, когда беглецы забрались в какой-то сквер на берегу Москвы-реки.
Кипелыч шумно дышал, развалившись на лавочке на манер греческой богини.
- Тоже мне, ловко… - внезапно возмутился Маврик. – Ловко, блин! Хороший клавишник был… Как теперь без него играть?
- Ничего-ничего, теперь будем “под клик” играть, может, хоть сбиваться пореже будем…
- Вот олух! – Маврин негодовал. – А барабаны кто будет отстраивать?
Тут ещё вспомнили, что Шидлик был и барабанным техником…
- Ну ты и демон, Валера, - тут уже прорвало Маню. – Не бежалось тебе спокойно, вот не бежалось, да?
- Да вообще опух! – “бычил” Мавр с перенапрягу. – Такого человека загубить… Да за просто так…
- А что я? Что я? – оправдывался Кипелыч. – Разве я виноват, что бегать не люблю? Я кто, певец или бегун?
- Ты негодяй! – хором пропели скорбящие по Шидлику Маврик и Маня. – А ещё предатель и шкура!
Кипелыча чуть в обморок не бросило.
- Кто шкура? – тихо спросил он. – Я – шкура?! Ну… Что ж… Я ухожу.
- Ну и уходи!
- И уйду…
- И уходи!
- Ну и счастливо оставаться!
- Ну и скатертью дорожка! – в спину летел дружный хор гитариста и барабанщика. Басист, офигев ещё в самом начале, молча взирал на ситуёвину…
Валера ушёл.

- Жми-и-и! – Дуба дико пёрло и истерично метало по салону. – Утопится… Убьётся… Ах я бедный-несчастный, и на кого он меня покидает?!
- На всё воля Божья, - сурово отвечал ему хмурый барабанщик, крутя баранку. – Крепись, брат Виталий… Бог дал, Бог взял…
- Ух гад! – с этих слов басиста заералашило ещё сильнее. – Это всё ты начал, со своим Господи Иисусе и пивными бутылками! Если бы не твои выходки – он бы не погиб!
- Да, вот если бы не твоя болтовня пустая – точно бы не погиб.
- Чур нас! – перебил их Сергей. - Он ещё не погиб. А будете много языком зря чесать – точно погибнет! Ехаем дальше!
- Ехаем, - огрызнулся Макс, сидевший за рулём. – Не мешайте.
- Ох сирота я, сирота! – причитал Дуб в такт подпрыгивающей на колдобинах машине. – Ах овдовею на склоне лет, кому я нужен буду со своей старой прохудившейся басухой…
- Пойдёшь давать уроки молодым басистам, - ляпнул Макс.
- Или в переходе с акустикой побираться, ты же по молодости практиковал.
- Неправда! Я в группу чистым пришёл… Это был мой п-первый ра-а-а-з… - Дуб уже серьёзно разводил сырость в салоне. – Ы-ы-ы…
- Макс! – Сергею надоело. – У меня в бардачке валерьянки не лежит, посмотри?
- Не лежит, только тряпка замасленная, которой ты “потроха” протираешь.
- Давай её сюды.
- Зачем?!
- Слёзы ему вытру, сопли подберу и рот заткну…
- Дело. Бери.
- А-а-а! Убери руки! Ах бедный я несчастный... И на кого он меня покидает?!

“Жизнь кончена… Никому не нужен… Всеми покинут!” – мысленно убивался Кипелыч и был абсолютно прав. Взбесившиеся коллеги совершенно раздавили его.
Он добрёл до моста через Москву-реку и, перевесившись через перила, стал печально ловить своё отражение в воде…
“Прощай, Маврик! Прощай, Маня! Прощайте, Теря с Лёхой… Прощайте все!” – с такими мыслями он закинул ногу на перила.
- Трррык! – агрессивно затрещали швы на кожанных штанах.
- Дзинь-дзинь! – жалобно пропели в ответ висюльки на металлических молниях валеркиной косухи.
- Скррип! – поддакнул им правый, стоящий на земле “казак”, заляпанный весенней грязью.
Валера прислушался…

VI. Глава шестая – о том, что иногда ребята думают и головой, а не левой ногой, как обычно.
- Лёша… Слышишь меня? – Маврик пришёл в себя. – Лёша!
- А? Что?! – испугался Хорёк, вскакивая с лавки. После ухода Кипелыча вся компания печально задремала в некотором бессилии и разочаровании, какие обычно приключаются по окончанию добротного скандала.
- Что-что… - Маврин был смущён и хмур. – Сходи, посмотри, куда он пошёл.
- Кто? Валера?
- Нет, бабушка моя!
- Валера – твоя бабушка?!
(Тут музыкантов кипеловской банды едва не прошибло на описанную выше суматоху по схеме “Господи Иисусе выпил – я ему покажу выпил!” Такие штучки частенько случаются с бедолажными музыкантами по случаю тотальной трудоголии, но в этот раз что-то кипеловцев удержало от подобного приступа).
- Иди! – грозно прикрикнул на басиста Маврик.
Лёша, недоумевая, причём тут бабушка, пожал плечами и поплёлся за Кипелычем.
…Он увидел его, стоящим на мосту в позе разминающейся балерины – левая нога на станке, то есть на перилах, руки нелепо выгнуты в каком-то невообразимом арабеске, лицо скорбное…
Увидел и о-фи-гел.
- Валерий! Что ты делаешь! Не смей! Не надо! – с рёвом Тарзана Хорёк поспешил к певцу.
- Надо, Леша, надо… - тихо, скорбно и величественно изрёк Кипелыч, медленно закрывая красивые глазки. – Жизнь – кончена…
- Валерий! Одумайся! – кричал не на шутку испугавшийся Лёха, хватая Кипелыча за ногу и стаскивая её с перил. Валерий пытался брыкаться, но, получив от басиста нешуточную затрещину своей же ногой (совершенно случайно), решил отказаться от этой нелепой затеи.
Стащив ногу великого рок-певца с перил, которым Кипелыч несомненно делал немалую честь своей конечностью, Лёша отдышался и начал увещевать потенциального самоубийцу.
- Валера! Не надо! Ты обиделся? Мы признаём свою вину и просим тебя вернуться.
- Мне принесут извинения?
- Конечно! Прости, пожалуйста, нас, дураков! Больше не будем! Никогда больше…
- Ты-то я знаю, не будешь, - капризно остановил его Кипелыч. – А ты вот мне Сергея приведи и заставь извиниться! Иначе утоплюсь!
- Ой… Как же я… - Лёшу аж заколбасило. – Даже не знаю… Как я его приведу?
- За ручку!
- А… А он не пойдёт! – неуверенно сказал Хорёк.
- Утоплю-у-усь!!! – уверенно заплакал Кипелыч.
- Ну Валера! – Лёша уже прыгал от волнения. – Ну пойдём! Прости нас!
- Не-е-ет! – отчаянно и очень правдоподобно (ВГИКу и не снилось) лил слёзы обиженный Золотой Голос. – Маврика веди!..

VII. Глава седьмая – о том, что левой ногой ребята думают всё-таки гораздо чаще, чем головой.
- У-у-у-у!!! – дубовские рулады, в конец запарившие всех и вся, не прекращались ни на минуту.
- Не сходи с ума! – грозно ругался из-за руля Макс.
- Поимей совесть! – поддакивал из своего угла Сергей.
- Прекрати скулёж! – сочно продолжал барабанщик.
- Будь мужчиной! – не отставал гитарист.
- Побойся Бога! – попытался было вставить свои пять копеек Беркут, но за неудачное упоминание причин утреннего скандала он заработал хоровое проклятие коллег:
- Заткнись! – причём в этом призыве участвовал даже Дуб…
Авто неслось вперёд.
- Стоп машина! – вдруг закричал Сергей, тыча пальцами куда-то вперёд. – Вон его “Москвич”!
- Тормози! – взвыл Виталий, накидываясь на барабанщика а ля граф Дракула с целью порвать на куски.
- Уважаемые граждане пассажиры! - отбиваясь от Дуба, голосил Макс. – Пристегните ремни и уберите сумасшедших! Идём на посадку!
И пока сумасшедшего Дуба “убирал” участливый Сергей, Максим изящно затормозил около холстовского “Москвича” и спешно вылез из машины.
- Его тачка! Он где-то рядом!
- Господи! – в ужасе закричал Дуб, вырываясь из рук импровизированного санитара Попова. – Мост!
И точно, неподалёку от случайной парковки Холста наблюдался мост через Москву-реку…
- Утопился… Убился! У-у! – Виталий выписывал голосом совершенно невообразимые ноты.
- Стойте, может быть, он только что бросился! Ещё успеем вытащить!
- Да что ты несёшь! Всё кончено…
- Заткнись, бежим скорее!
- Лучше умереть… Не хочу видеть его несчастное безжизненное тело…
В этом безумном диалоге присутствие духа не потерял один лишь Беркут. Он повнимательнее посмотрел на мост и увидел - …

- Нет, нет, нет и ещё раз нет! – твёрдо говорил Кипелыч сквозь бутафорские слёзы. – Я сказал – веди Маврика и пусть извиняется. Маня мне по фиг – он всегда чушь городит, ему по статусу олуха царя небесного положено. А Маврик пусть приносит извинения!
- Ну Валера, как же я его уговорю? – нервозно приплясывая вокруг Кипа, удивлялся Лёша Хорёк. – Он же такой гордый. И потом…
- Потом – суп с котом, а ты приведи мне Маврика и заставь прощения просить!
- Валерий Александрович, ничего не получится, Вы же сами знаете! – Лёша пытался призвать Кипелыча к порядку путём официоза.
- Слабо Вам, Алексей Анатольевич, вот и всё! – отвечал Кипелыч, порываясь вновь закинуть левую ногу на парапет моста.
- Уй-юй-юй-юй! – запричитал Лёша, ловя нижнюю конечность лавроносного певца и не давая ей улечься на перила. – Что угодно, что угодно, только не топись!
- Маврика мне! – властно вещал Кипелыч.
Лёша отчаянно махнул рукой и пошёл обратно в сквер – уговаривать Маврика…
- Смотрите! – тихо сказал Беркут. – Это они… На том же мосту… Откуда он…
Ситуация назревала не самая однозначная. Тут было над чем подумать.
…Оно, конечно, так, но Дубу и море по колено… По определению. Пребывая всё ещё в своём сумасшествии, он заорал что было сил:
- А-а-а! Они его утопили! В реку с моста скинули! О, бедный я бедный…
Арийцы опешили. Под давлением ситуации даже рассудительный Сергей и хладнокровный Макс согласились с версией Виталия…
- Я знал, что они когда-нибудь до него доберутся, - тихо и страшно стонал Дуб. – Его успех никогда не давал им покоя… Я знал, я всегда знал! Но я не смог его уберечь от их грязных лап! О, позор мне! Стыд и позор! Теперь остался один путь – месть!
- Месть! – эхом повторили за ним остальные арийцы. Установилось долгое молчание…

Кипелыч, стоя на мосту, совсем запарился. Мимо ездили машины, воняло гарью, пересохло в горле.
- Да где же этот Лёха! – недовольно пробормотал Золотой голос России. – Совершенно не торопится, мать его! Или Маврика уговаривает так долго… Ну, пусть уговаривает. Всё равно уговорит, всё-таки ради меня, а не ради кого-то… Ах, как пить хочется! Набегался, напрыгался…

Где бы утолить жажду? Всё равно Лёшку долго ждать…
Кипелыч пошарил голубыми глазками по окрестностям и, наткнувшись ими на какое-то кафе, не долго думая направил свои стопы туда.
VIII. Глава восьмая – о том, как же всё-таки иногда бывает жестока Судьба с несчастными металлистами. Впрочем, так им и надо…
- Сергей! – Лёша дотопал до сквера, встал перед Мавриком как лист перед травой и стал докладывать. – Ты имел неосторожность оскорбить Валерия, и теперь он требует сатисфакции!
Маврик взвился.
- Он сам виноват! Не надо было Шидловского так подставлять. Так что никто перед ним извиняться не будет.
- Сергей, надо! А иначе он на себя руки наложит. Он там стоит на мосту и собирается вниз прыгать. Сказал – если ты не извинишься, точно прыгнет.
- Не верю. Он всегда только говорит.
- Да точно, говорю тебе – он там на грани жизни и смерти! Сергей, извинись перед ним!
- Не верю. Врёт он всё.
- Ну пойдём – сам увидишь.
- Никуда я не пойду!
- Ну ради группы!
- Ладно, - Мавр нехотя скатился с лавки. – Пойду, навешаю ему затрещин! Для профилактики ему, заср… зазнайке, полезно.

- Месть убийцам! Месть! – рычал Дуб, прорываясь на мост. Два раза рискуя попасть под легковушку и один раз под десятитонный грузовик, он перескочил через дорогу, что пролегала по мосту и… никого там не увидел. Мост был пуст.
- Где, где они?! Порву!!! – кричал он, метясь по мосту. – Как?! Куда?! От правосудия им не уйти!
- Они умрут мучительной смертью! – живописал Макс, так же рискованно пробиваясь через дорогу. – Мы снимем с них кожу – с живых, и поджарим на медленном огне!
Группа буйствовала, прямо-таки скажем, неимоверно…

- Ну и где этот нытик? – недовольно изрёк Мавр, останавливаясь на выходе из сквера. – Ты же говорил, на мосту? Не вижу!
Харьков и сам находился в состоянии “не вижу”. Точнее, он находился в состоянии “вижу, да не то!”
- Сергей Константиныч… Глянь-ка! – от удивления у Лёши аж челюсть отвисла.
- Чаво?
- Они!
- Кто они?
Харик, не отвечая, застыл, тыча пальцем в группку людей, что собрались на мосту…
Тут и Маврик увидел.
- Сергей Константиныч… Они его… С моста… - дрожащим голосом прошелестел Харик.
Маврина перекосило. Лицо приобрело жестокое выражение…
- Алексей… Зови Маню…

IX. Глава девятая – о том, что всякое действие всегда встретит равное ему по глупости и отчаянности противодействие. Ну и ещё о том, что всякая инициатива наказуема.
- Апельсиновый сок, пожалуйста! – с милой улыбкой пропел Кипелыч. Официантка просто растаяла.
Он сидел в небольшом уютном кафе напротив большого окна и созерцал тот самый мост, с которого ещё 5 минут назад думал броситься на встречу страшной смерти. На мосту носились какие-то бешеные хайрастые люди, но ни один из них не был рыжим, следственно, Маврика там не наблюдалось, можно было и не спешить обратно на мост.
“Как вовремя я свалил с этого дурацкого моста! – думал Валерий, потягивая охлаждённый апельсиновый сок. – Фанаты какие-то припёрлись, небось меня ищут. Ну и пусть ищут! Вот сейчас Маврик туда явится – то-то они его порвут!”
А через столик и тоже напротив этого окна сидел… Холстинин.
Холст был на удивление мрачен. Он всё ещё думал о самоубийстве, а потому по ходу дела сочинял завещание, записывая его на салфетке.
“Я, Холстинин Владимир Петрович, находясь в трезвом уме, что бывает не часто, и добром здравии, что из-за моих поганых коллег случается ещё реже, завещаю:
Fender чёрно-белый, два хэмбэкера, раздолбанный, одна штука – Попову С.С. – на бедность.
Fender тёмно-красный, два хэмбэкера, плюс педаль, одна штука – в детский дом №13 – чтоб подрастала смена.
Fender бело-салатовый, с ремешком из розового меха, одна штука – положить в мою могилу…”
Он вспомнил свой любимый фендер, который бесцеремонный Дуб ласково прозвал “пидорским”, и ему стало ещё гаже. Он тоскливо взглянул из окна и увидел мост…
“Вот оно, избавление! - ударило в лохматой голове гитариста. – Я брошусь с моста! Я пошлю всё к чёрту и утоплюсь!”
Думая об этом, он успел заметить, что на мосту кто-то есть. Какие-то волосатые фигуры исполняли дикарские танцы прямо у ограды, с завидной периодичностью свешиваясь за перила и что-то зажигательно вопя. К ним со стороны весеннего сквера подбегали ещё три фигуры повышенной волосатости и пониженной совести, о чём свидетельствовали развевающиеся хайры и поднятые над этими хайрами гитары…
“Гитары?!” – шибануло в мозгах Холста.
“…Гитары?!” – эхом перекатилось в разум Кипелыча, который от нечего делать тоже пялился на вожделенный мост…
Тут Холстинин вгляделся и мгновенно узнал в танцующих индейцах свою шайку, а в подбегающих ковбоях – членов кипеловской банды…
Аналогично ему Кип прищурился так, что глаз не стало видно, и тоже понял, что на мосту тусуется слишком много знакомого народу, причём по всей видимости они собираются друг друга немерено мутузить.
Кипелыч и Холст синхронно рванули к выходу…
- А-а-а-а! – к мосту, размахивая синим “джексоном” и выводя тарзаньи рулады, летел Маврик.
- У-у-у-у! – за ним с бешеным рёвом пилил Маня, потрясая барабанными палками.
- Меня, меня подождите! – вприпрыжку скакал за ними Лёша Харёк, пытаясь замахнуться на всю честную компанию, что собралась на мосту, тяжёлым басом.
- А-а, пожаловали! – рычал Дуб, завидев господ кипеловцев в полном боевом облачении. – Сейчас вы мне ответите за его смерть!
- Что ты сказал?! – орал Маврик, вплотную подходя к Дубу. – Кыш отсюда! (Мимоходом Рыжий Дьявол отодвинул Беркута). За его смерть?! Ах, за его смерть… УБЬЮ!
- Да не то слово, убью! – вопил Виталик, мощно втыкая гитаристу в челюсть. – Порву!
- Из живого кровь выпью! – прогнозировал Маврик, не менее мощно визитируя кулаком в дубовскую скулу.
- Кто не спрятался – я не виноват! – взревел Маня и зазвездил Сергею в ухо.
- Вот и я о чём, - несколько недовольно заметил Попов, поднимаясь с асфальта и закатывая Мане недурственного тумака.
- Ах ты драм-машина с волосами! – крикнул Макс, совершенно забывая, что данное высказывание аналогично же применимо и к нему. – Сейчас ты у меня схлопочешь!
- Съем обоих! – отвечал ему Маня, сгребая его в охапку и кидая прямо в Сергея. – Покрошу в салат и схаваю под пиво!
- Ребят, ребят, ну чего вы… - вокруг всей этой чертовни бегали Беркут и Харик. – Ну разобраться же надо! Чья смерть? Кого убили? Зачем?
- Пшёл вон! – Маврик мимоходом пнул Беркута и заорал Харькову: - Лёха, твою мать, пособляй! Душу вытрясу, миротворец хренов!
- Мелочь пузатая, прибью одной левой! – кричал Дуб, награждая Лёшку Хоря затрещиной. – Беркут, остолоп, бей их!
- Да вы с ума сошли! – хором вопили избиваемые Харьков и Беркут. – Остановитесь! О чём вы! Какие убийства! За что вы сражаетесь?!
- За Петровича! – провозглашал Дуб, продолжая дубасить Мавра. – Не фиг было топить его… Не про ваши лапы такое развлечение – наш Холст, нам и топить!
- За Кипелыча! – отвечал Маврик в том же духе. – Это его не фиг было топить. Наш Кипелыч – мы и топим…
- Кхм…
- Кхм-кхм…
Какое странное покашливание… Какие знакомые голоса… Аж тошнит, до чего знакомые… Дерущиеся остановились и оглянулись.
Позади них стояли Холстинин и Кипелов с недовольными минами.

X. Глава десятая – о том, что все получат по заслугам, только каждый в своё время.
На выходе из кафе оба лидера двух великих русских металл-банд встретились и очень неприлично застряли в дверном проёме. Пытаясь вылезти из этих импровизированных тисков, они подробно обсудили тему, что они думают друг о друге (“Дурак! – Сам дурак!”) и о своих коллегах (“Убью тварей!”) и выяснилось, что по всем пунктам их мнения совпадают.
- Так давайте же объединим наши усилия, милостивый государь! – воззвал Холстинин, с немалым плезиром возлежа на грязном пороге.
- Вельми понеже… Премного… - промямлил Кип, отплёвываясь от грязи и пытаясь подняться. – Пошли, покажем им кузькину мать!
И они пошли
.…Теперь, стоя напротив своих подравшихся коллег, они с видом знатоков рассуждали, какую кару применить ко всем вышеперечисленным негодяям, которые чуть было не довели их до самоубийства, а по ходу событий и друг друга чуть не переколбасили. Размечтавшиеся Кип и Холст порешили так: барабанщики Макс и Маня в течение всего следующего года будут исправно выбивать им ковры. Миротворцы Беркут и Харик обеспечивают безопасность в плане успокоения соседей. Гитаристы Сергеи – уборка квартир. К Дубинину Холст отнёсся с особым почтением – ему он поручил несение круглосуточного почётного караула у дверей своей квартиры с басухой наперевес…
- Завтра же приступаете к своим обязанностям! – грозно подытожили оба, злорадно оглядывая несчастные лица подчинённых.
- Владимир Петрович, а… - начал было Дуб, смотря куда-то мимо Холста.
- Молчать, - махнул рукой на него Холст.
- Валерий Александрович, э… - попытался вставить свои пять копеек Харик.
- Без разговоров, - ответил ему Золотой Голос России.
- Так-так-та-а-ак! – внезапно раздалось за их спиной. Кипелыч и Холст синхронно развернулись… Там стоял Теря…
- Кипе-е-елыч? – с удовольствием протянул гигант, потряхивая на плече свою ношу – бездыханное тело клавишника Шидловского. – И ты, Володя, тоже тут? Хэ-хэ, и остальные… Ну что, ребята, попались? Прощайтесь с жизнью!
Мощный взрыв визга, огласивший окрестности, был очень краток: исполнив сей громкий клич, народ со скоростью света молча шарахнулся кто куда, и уже через секунду мост опустел.
- Да ну, шуток не понимают… - поморщился Женёк Шидловский, спрыгивая с териного плеча и разминая конечности. - Во дураки-то… Сегодня же Первое Апреля!
- Остолопы! – согласился Теря. - Ладно, пошли выпьем чего-нибудь.
И они, покачиваясь, пошли в ближайшее кафе – праздновать свой профессиональный праздник…

___________________________________________

всё... у меня  И С Т Е Р И К А;

мля, я попкорном подавилась 

я это выучу хД

и это пригодится х)